воскресенье, 17 августа 2008
Мне сказали Слово©
Мне сказали Слово©
Он с детства был не такой, как все. «Смотрите, вон идет сын плотника!» - кричали смуглые горбоносые детишки, хихикая и кидая в него переспелые фиги. «Странный!» - решили они, когда он сказал, что на горстку шекелей, полученных от отца в День рождения, купит Священную Книгу.
Он был всегда весел и радостен. «Вот уж воистину – будьте как дети!» - шептали за спиной завистники. Он собрал ватагу таких же сорванцов не от мира сего, дал им прозвища и придумывал для них веселые истории. «Какой же ты «камень»?» - говорил он Петру – вечно бледному и грустному, словно на детском личике отражалась тень грядущих печалей и предательств. «Ты мягкий и легкий, как… перышко! Пьеро – я буду называть тебя так.»
Однажды он заговорил со слепым попрошайкой – и тот снял темную тряпицу с глаз и пошел за ним вместе с рыжей нищенкой, отбросившей костыли. «Вы слышали – слепые прозревают, хромые ходят, мытари каются и следуют за ним!» - шелестела молва по улицам и постоялым дворам.
Однажды он с удивлением обнаружил, что может ходить по воде – и не только по жгуче-соленой поверхности Мертвого моря.
Он учил, что реальность – лишь рваная ветошь, ее можно отбросить в сторону.
И лишь по ночам ему снился крест на холме и гвозди, вклинивающиеся в плоть – и он просыпался от собственного крика. И красавица Мария-Магдальвина успокаивала его и поила чаем.
Постаревший бродяга-Икар (Карло), вернувшись домой, часто вспоминал милого мальчишку, которого он забавы ради вытесал из крепкого деревянного бруса, найденного на Голгофе.
© Стихоплет
Он был всегда весел и радостен. «Вот уж воистину – будьте как дети!» - шептали за спиной завистники. Он собрал ватагу таких же сорванцов не от мира сего, дал им прозвища и придумывал для них веселые истории. «Какой же ты «камень»?» - говорил он Петру – вечно бледному и грустному, словно на детском личике отражалась тень грядущих печалей и предательств. «Ты мягкий и легкий, как… перышко! Пьеро – я буду называть тебя так.»
Однажды он заговорил со слепым попрошайкой – и тот снял темную тряпицу с глаз и пошел за ним вместе с рыжей нищенкой, отбросившей костыли. «Вы слышали – слепые прозревают, хромые ходят, мытари каются и следуют за ним!» - шелестела молва по улицам и постоялым дворам.
Однажды он с удивлением обнаружил, что может ходить по воде – и не только по жгуче-соленой поверхности Мертвого моря.
Он учил, что реальность – лишь рваная ветошь, ее можно отбросить в сторону.
И лишь по ночам ему снился крест на холме и гвозди, вклинивающиеся в плоть – и он просыпался от собственного крика. И красавица Мария-Магдальвина успокаивала его и поила чаем.
Постаревший бродяга-Икар (Карло), вернувшись домой, часто вспоминал милого мальчишку, которого он забавы ради вытесал из крепкого деревянного бруса, найденного на Голгофе.
© Стихоплет
среда, 13 августа 2008
Мне сказали Слово©
люди как люди и люди как истории, рассказанные друг другу, созданные для нескольких человек и прожитые ими.
истории о совместном штурме неба или обороне неба, о возвращении к общему началу, о поиске себя с помощью других людей, о внутренней смерти и перерождении...
история заканчивается, а вы встречаетесь с человеком, с которым вы её проживали, пьёте чай или гуляете по парку, вам хорошо и легко вместе, наверняка легче, чем когда история продолжалась, но вы уже разделены прозрачной перегородкой. необусловленности. счастье, украденное у жизни и никак с ней не соотносящееся. и скоро вы совсем не сможете быть вместе, или, если вы действительно очень похожи чем-то глубоко внутри, с вами может произойти ешё одна история. когда-нибудь позже.
может быть, я просто совсем не умею любить людей самими по себе.
самые красивые вещи, которые я знаю. одна - реальная, когда история только начинается и связывает чужих ещё друг другу людей, игнорируя их волю к этому и то рациональное, что они в нормальной ситуации назвали бы симпатией. другая - воображаемая, завременная. мне часто представляется изнутри какой-нибудь истории, в которой становится грустно, как люди, участвующие в ней, встречаются на небе, когда всё это заканчивается, и смеются, вспоминая отыгранные роли, свой страх ошибиться в них. смеются, потому что на небе не верят в ошибки.
© iff
истории о совместном штурме неба или обороне неба, о возвращении к общему началу, о поиске себя с помощью других людей, о внутренней смерти и перерождении...
история заканчивается, а вы встречаетесь с человеком, с которым вы её проживали, пьёте чай или гуляете по парку, вам хорошо и легко вместе, наверняка легче, чем когда история продолжалась, но вы уже разделены прозрачной перегородкой. необусловленности. счастье, украденное у жизни и никак с ней не соотносящееся. и скоро вы совсем не сможете быть вместе, или, если вы действительно очень похожи чем-то глубоко внутри, с вами может произойти ешё одна история. когда-нибудь позже.
может быть, я просто совсем не умею любить людей самими по себе.
самые красивые вещи, которые я знаю. одна - реальная, когда история только начинается и связывает чужих ещё друг другу людей, игнорируя их волю к этому и то рациональное, что они в нормальной ситуации назвали бы симпатией. другая - воображаемая, завременная. мне часто представляется изнутри какой-нибудь истории, в которой становится грустно, как люди, участвующие в ней, встречаются на небе, когда всё это заканчивается, и смеются, вспоминая отыгранные роли, свой страх ошибиться в них. смеются, потому что на небе не верят в ошибки.
© iff
вторник, 12 августа 2008
Мне сказали Слово©
понедельник, 11 августа 2008
Мне сказали Слово©
Есть люди, рядом с которыми просто невозможно помереть. Например, ты летишь с обрыва в океан в машине. Красиво так летишь, жить осталось, по твоим расчетам, считанные секунды. Ты в ступоре и пытаешься вспомнить "Отче наш". А человек скажет - закрой окна, сгруппируйся, подушки сработают. Вспомни, есть ли в бардачке что-то, чтобы разбить стекло? И ты с удивлением понимаешь, что даже в этой ситуации есть шанс остаться в живых. Если ты падаешь с десятого этажа, он скажет - махай руками так, чтобы приземлиться на вон ту кучу мусора.
Я не знаю, кто их сюда заслал.
© Итицкая сила!
Я не знаю, кто их сюда заслал.
© Итицкая сила!
Мне сказали Слово©
пока идет дождь, мы живы...
Если с неба когда-нибудь вместо дождя посыпется песок, значит самые главные песочные часы разбились и жизнь очень скоро закончится.
© осенняя вишня
суббота, 09 августа 2008
Мне сказали Слово©
ехал грека через реку, через рим и через мекку, мимо марса и венеры в райский сад и в дантов ад, до начала новой эры ехал числами назад.
ехал грека по вудстоку, по прекрасному-далёку, ехал грека по сусекам сквозь коран-иран-ирак, ехал в ногу с каждым веком, и заехал в век хайтека, и развел руками лекарь...
ночь, фонарь, аптека, рак.
© Бубенцова
ехал грека по вудстоку, по прекрасному-далёку, ехал грека по сусекам сквозь коран-иран-ирак, ехал в ногу с каждым веком, и заехал в век хайтека, и развел руками лекарь...
ночь, фонарь, аптека, рак.
© Бубенцова
среда, 06 августа 2008
Мне сказали Слово©
Есть много способов сказать "я люблю тебя", не произнося сакраментальных слов: задать нужный вопрос, вспомнить то, о чём человек рассказывал полгода назад, всерьёз заинтересоваться его повреждённой лодыжкой... да иной раз вовремя поданный карандаш говорит больше, чем любая пламенная речь. Особая прелесть неявного в том, что его легче отвергнуть: понять – и заговорить о погоде. Не понять, не дать себе труда развернуть упаковочную бумагу, в которую ты прячешь сердце, чтобы никого не смущать – как это, сердце, просто так, на ладошке... фи, как можно! – отложить нежеланный подарок с дежурной улыбкой – и заговорить о погоде.
Что именно заставляет кого-то говорить о погоде, не так важно, в сухом остатке всегда одно: в тебе не нуждаются, другая жизнь полна, бывает, что печалью, чаще радостью – и говорящий смотрит поверх твоего плеча, ожидая, когда придёт подлинный гость. Ты – массовка чужого счастья, его непременный фон, и не стоит скрестись под дверью, проситься в мир, который без тебя совершенен и целостен, тебя здесь пережидают, как дождь... кстати, не обещали сегодня дождя?
Поражение по определению требует большей мифологии, чем победа, и тот, с кем говорят о погоде, становится тончайшим толкователем, улавливает одному ему ведомую музыку в шумах и помехах. Жизнь ведёт незначащий разговор, а ты всё тщишься понять, какой смысл вкладывает она в эту речь, что на самом деле имеет в виду. Ровным счётом ничего. Лёгкость, с которой нас отвергают, кажется странной только нам, ощупывающим квадратного сечения боль в мягком животе, а то, что ударило, удаляется в сиянии самодостаточности – к нему пришли, ему, как всегда, не до тебя.
Сама идея, что кому-то может быть до тебя, так огромно-непостижима, внушает такой благоговейный ужас, что изначально ясно – это невозможно. Звёзды сойдут с орбит, и мир накренится, если однажды с тобой заговорят не о погоде. И потому первым делом с утра надо зайти на сайт Гидрометцентра – чтобы суметь поддержать разговор.
© quod-sciam
Что именно заставляет кого-то говорить о погоде, не так важно, в сухом остатке всегда одно: в тебе не нуждаются, другая жизнь полна, бывает, что печалью, чаще радостью – и говорящий смотрит поверх твоего плеча, ожидая, когда придёт подлинный гость. Ты – массовка чужого счастья, его непременный фон, и не стоит скрестись под дверью, проситься в мир, который без тебя совершенен и целостен, тебя здесь пережидают, как дождь... кстати, не обещали сегодня дождя?
Поражение по определению требует большей мифологии, чем победа, и тот, с кем говорят о погоде, становится тончайшим толкователем, улавливает одному ему ведомую музыку в шумах и помехах. Жизнь ведёт незначащий разговор, а ты всё тщишься понять, какой смысл вкладывает она в эту речь, что на самом деле имеет в виду. Ровным счётом ничего. Лёгкость, с которой нас отвергают, кажется странной только нам, ощупывающим квадратного сечения боль в мягком животе, а то, что ударило, удаляется в сиянии самодостаточности – к нему пришли, ему, как всегда, не до тебя.
Сама идея, что кому-то может быть до тебя, так огромно-непостижима, внушает такой благоговейный ужас, что изначально ясно – это невозможно. Звёзды сойдут с орбит, и мир накренится, если однажды с тобой заговорят не о погоде. И потому первым делом с утра надо зайти на сайт Гидрометцентра – чтобы суметь поддержать разговор.
© quod-sciam
Мне сказали Слово©
мне снятся собаки мне снятся звери
мне снится что твари с глазами как лампы
вцепились мне в крылья у самого неба
и я рухнул нелепо как падший ангел
я не помню паденья я помню только
глухой удар о холодные камни
неужели я мог залететь так высоко
и упасть так жестоко как падший ангел
прямо вниз
туда откуда мы вышли
в надежде на новую жизнь
прямо вниз
туда откуда мы жадно смотрели
на синюю высь
я пытался быть справедливым и добрым
и мне не казалось ни страшным ни странным
что внизу на земле собираются толпы
пришедших смотреть как падает ангел
и в открытые рты наметает ветром
то ли белый снег то ли сладкую манну
то ли просто перья летящие следом
за сорвавшимся вниз словно падший ангел
прямо вниз
туда откуда мы вышли
в надежде на новую жизнь
прямо вниз
туда откуда мы жадно смотрели
на синюю высь
© текст - И. Кормильцев, музыка В.Бутутсов
мне снится что твари с глазами как лампы
вцепились мне в крылья у самого неба
и я рухнул нелепо как падший ангел
я не помню паденья я помню только
глухой удар о холодные камни
неужели я мог залететь так высоко
и упасть так жестоко как падший ангел
прямо вниз
туда откуда мы вышли
в надежде на новую жизнь
прямо вниз
туда откуда мы жадно смотрели
на синюю высь
я пытался быть справедливым и добрым
и мне не казалось ни страшным ни странным
что внизу на земле собираются толпы
пришедших смотреть как падает ангел
и в открытые рты наметает ветром
то ли белый снег то ли сладкую манну
то ли просто перья летящие следом
за сорвавшимся вниз словно падший ангел
прямо вниз
туда откуда мы вышли
в надежде на новую жизнь
прямо вниз
туда откуда мы жадно смотрели
на синюю высь
© текст - И. Кормильцев, музыка В.Бутутсов
Мне сказали Слово©
Эта история о шайенском трикстере, который иногда принимал вид животных, а иногда - человеческий облик. Он был очень умным, но всегда попадал в передряги, поскольку был о себе слишком высокого мнения. Поэтому истории про него рассказывали для того, чтобы развеселить или научить чему-либо детей. Его звали Вихио или Вехо, тем же словом шайены называли и белого человека.
Однажды Вихио гулял и встретил шамана, который творил чудеса. К примеру, шаман мог посмотреть на вершину высокого дерева и сказать: «Пусть мои глаза повиснут на вершине дерева». И его глаза, в самом деле, выскакивали из глазниц и оказывались на вершине. Затем шаман говорил: «Пусть мои глаза вернутся снова ко мне» - и они возвращались на прежнее место.
Вихио, увидев это, восхитился. Он закричал: «Я хочу, чтобы мой брат поделился со мной своей чудесной силой». Он продолжал кричать до тех пор, пока шаман не ответил: «Хорошо, будь по-твоему, это нетрудно. Но будь осторожен: ты сможешь пользоваться этой силой только четыре раза в день. Если ты забудешь об этом, тебе будет плохо». Вихио сказал, что понял, и шаман объяснил ему, как творить это чудо.
Вихио был просто счастлив. Вскоре он выбрал высокое дерево и приказал своим глазам перенестись на его вершину. Глаза унеслись, а он ослеп, но затем по его приказу они вернулись назад. Ему очень понравился этот трюк, и чуть позже он повторил его снова. При этом он сказал себе: «Это первый раз, а предыдущая попытка была лишь тренировкой». Затем он проделал свой трюк третий и четвертый раз, а себе сказал: «Я сотворил чудо только три раза».
Вскоре он вышел к людям, которые собрались возле деревьев. «Братья, - воскликнул Вихио, - идите ко мне. Мой брат шаман поделился со мной своей силой и теперь я могу творить чудеса». И люди, привлеченные его словами, подошли поближе.
«Пусть мои глаза перенесутся на дерево» - крикнул Вихио громким голосом. Глаза оказались на дереве, и люди были поражены, но когда он приказал глазам вернуться назад, они не повиновались. «Пусть мои глаза вернутся назад» - крикнул он снова, но они остались на месте. Вихио испугался, а люди начали смеяться над ним. Тогда он побрел на ощупь в кусты, ища место, чтобы спрятаться. Наконец он лег на землю и уснул.
Проснулся он от того, что по голове его бегали мыши. Он поймал одну и заговорил с ней. «Маленькая мышь, - начал он, - со мной случилось несчастье: я потерял глаз».
«Мой глаз слишком мал для тебя» - ответила она.
«Все равно, - сказал Вихио, - мне бы хоть немного зрения». Он не отпускал ее до тех пор, пока она, наконец, не отдала ему свой глаз.
Этот глаз был очень маленьким, через него почти ничего нельзя было увидеть. Но Вихио был рад и этому. Он пошел дальше и вскоре возле ручья наткнулся на лежащего бизона. «Брат бизон, - сказал он, - со мной случилось несчастье. Мой единственный глаз слишком мал, я ничего не вижу. Пожалуйста, дай мне свой глаз».
«Мой глаз слишком велик для тебя» - сказал бизон.
«О, это ничего. Лишь бы я видел свет».
Бизон дал ему свой большой глаз, который он едва вставил в глазницу. Свет, который глаз пропускал, был настолько ярок, как будто Вихио смотрел на солнце. Но приходилось довольствоваться и этим. Наконец он приковылял домой с маленьким и большим глазами.
Его жена вышла навстречу и долго смотрела на него, затем сказала: «Вихио, тебе лучше держаться подальше от шамана. А то в следующий раз вернешься с хвостом и рогами!»
«Ты права» - ответил он.
© индейская сказка, взято отсюда
Однажды Вихио гулял и встретил шамана, который творил чудеса. К примеру, шаман мог посмотреть на вершину высокого дерева и сказать: «Пусть мои глаза повиснут на вершине дерева». И его глаза, в самом деле, выскакивали из глазниц и оказывались на вершине. Затем шаман говорил: «Пусть мои глаза вернутся снова ко мне» - и они возвращались на прежнее место.
Вихио, увидев это, восхитился. Он закричал: «Я хочу, чтобы мой брат поделился со мной своей чудесной силой». Он продолжал кричать до тех пор, пока шаман не ответил: «Хорошо, будь по-твоему, это нетрудно. Но будь осторожен: ты сможешь пользоваться этой силой только четыре раза в день. Если ты забудешь об этом, тебе будет плохо». Вихио сказал, что понял, и шаман объяснил ему, как творить это чудо.
Вихио был просто счастлив. Вскоре он выбрал высокое дерево и приказал своим глазам перенестись на его вершину. Глаза унеслись, а он ослеп, но затем по его приказу они вернулись назад. Ему очень понравился этот трюк, и чуть позже он повторил его снова. При этом он сказал себе: «Это первый раз, а предыдущая попытка была лишь тренировкой». Затем он проделал свой трюк третий и четвертый раз, а себе сказал: «Я сотворил чудо только три раза».
Вскоре он вышел к людям, которые собрались возле деревьев. «Братья, - воскликнул Вихио, - идите ко мне. Мой брат шаман поделился со мной своей силой и теперь я могу творить чудеса». И люди, привлеченные его словами, подошли поближе.
«Пусть мои глаза перенесутся на дерево» - крикнул Вихио громким голосом. Глаза оказались на дереве, и люди были поражены, но когда он приказал глазам вернуться назад, они не повиновались. «Пусть мои глаза вернутся назад» - крикнул он снова, но они остались на месте. Вихио испугался, а люди начали смеяться над ним. Тогда он побрел на ощупь в кусты, ища место, чтобы спрятаться. Наконец он лег на землю и уснул.
Проснулся он от того, что по голове его бегали мыши. Он поймал одну и заговорил с ней. «Маленькая мышь, - начал он, - со мной случилось несчастье: я потерял глаз».
«Мой глаз слишком мал для тебя» - ответила она.
«Все равно, - сказал Вихио, - мне бы хоть немного зрения». Он не отпускал ее до тех пор, пока она, наконец, не отдала ему свой глаз.
Этот глаз был очень маленьким, через него почти ничего нельзя было увидеть. Но Вихио был рад и этому. Он пошел дальше и вскоре возле ручья наткнулся на лежащего бизона. «Брат бизон, - сказал он, - со мной случилось несчастье. Мой единственный глаз слишком мал, я ничего не вижу. Пожалуйста, дай мне свой глаз».
«Мой глаз слишком велик для тебя» - сказал бизон.
«О, это ничего. Лишь бы я видел свет».
Бизон дал ему свой большой глаз, который он едва вставил в глазницу. Свет, который глаз пропускал, был настолько ярок, как будто Вихио смотрел на солнце. Но приходилось довольствоваться и этим. Наконец он приковылял домой с маленьким и большим глазами.
Его жена вышла навстречу и долго смотрела на него, затем сказала: «Вихио, тебе лучше держаться подальше от шамана. А то в следующий раз вернешься с хвостом и рогами!»
«Ты права» - ответил он.
© индейская сказка, взято отсюда
вторник, 05 августа 2008
Мне сказали Слово©
Как бы мне пережить это - каждый дом мечтает стать кошкой, и ночью на этом месте нет никакого города, а есть только стая кошек, которые сидят и обжигают глазами тьму.
© Nosema
© Nosema
Мне сказали Слово©
Рано или поздно все в этом мире закатывается по диван. И достать оттуда что-то уже сложно. Ты зачем-то вырос и рука не протискивается. Я туда закатилась. Мой телефон и бусики, одинмиллиондолларов и бывший любовник.
Безусловно этот мир катится под диван тоже.
Единственный человек, который может достать из-под этого страшного дивана мои игрушки - это моя мама. Человек и мама. Что удивительно, одновременно.
© Черный Шут
Безусловно этот мир катится под диван тоже.
Единственный человек, который может достать из-под этого страшного дивана мои игрушки - это моя мама. Человек и мама. Что удивительно, одновременно.
© Черный Шут
понедельник, 04 августа 2008
Мне сказали Слово©
Одноклеткин поспешно сунул глаза в карман, пряча в них свое фагоцитное прошлое.
- Ну, что ж, - пропела Инфузория в туфельках, - дело рассмотрено и закрыто. Мы должны забрать у вас одну клетку.
- Но она у меня одна, - дрожащим шепотом прошептал Одноклеткин без глаз.
- Надо было делиться, Одноклеткин, де-лить-ся.
© осенняя вишня
- Ну, что ж, - пропела Инфузория в туфельках, - дело рассмотрено и закрыто. Мы должны забрать у вас одну клетку.
- Но она у меня одна, - дрожащим шепотом прошептал Одноклеткин без глаз.
- Надо было делиться, Одноклеткин, де-лить-ся.
© осенняя вишня
Мне сказали Слово©
Мне сказали Слово©
Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.
Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.
Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...
Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...
Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.
© izubr
Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.
Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...
Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...
Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.
© izubr
Мне сказали Слово©
назови меня джонатан будет мне домом пригород
твоего стального дымного злого города
у нас будет комната капли дождя за шиворот
бесконечные ведра тряпки и чувство холода
над моей кроватью пятна извечной сырости
под моей кроватью книги о мегаполисе
ты мне будешь петь говорить кем я должен вырасти
а я буду верить не слыша распада в голосе
а потом ты уйдешь из мира в потоке грохота
в эпицентре города в самом его Везувии
и на долгое время сожмется до точки комната
моего одиночества тихого и безумного
а когда будет скошено выжжено перемолото
я конечно вырасту жизнь прожигая весело
назови меня джонатан хилый ребенок джонатан
человек лелеющий хрупкое равновесие
© Яна-Мария Курмангалина
твоего стального дымного злого города
у нас будет комната капли дождя за шиворот
бесконечные ведра тряпки и чувство холода
над моей кроватью пятна извечной сырости
под моей кроватью книги о мегаполисе
ты мне будешь петь говорить кем я должен вырасти
а я буду верить не слыша распада в голосе
а потом ты уйдешь из мира в потоке грохота
в эпицентре города в самом его Везувии
и на долгое время сожмется до точки комната
моего одиночества тихого и безумного
а когда будет скошено выжжено перемолото
я конечно вырасту жизнь прожигая весело
назови меня джонатан хилый ребенок джонатан
человек лелеющий хрупкое равновесие
© Яна-Мария Курмангалина
Мне сказали Слово©
У асфальта пересохло горло.
Деревья встали на голову
И болтают ногами в небе.
Я хотела купить мертвых подснежников,
Но купила буханку живого хлеба,
И он сопит, свернувшись у меня за пазухой.
Не романтично?
Зато чертовски вкусно!
© Светлана Бень
Деревья встали на голову
И болтают ногами в небе.
Я хотела купить мертвых подснежников,
Но купила буханку живого хлеба,
И он сопит, свернувшись у меня за пазухой.
Не романтично?
Зато чертовски вкусно!
© Светлана Бень
Мне сказали Слово©
Интерес к медицине есть знак: пациент еще жив
И способен уверовать в то, что пропишут врачи.
Расскажи мне, сестра, об устройстве артерий души,
Назови мне лекарство - сосуды ее полечить...
Пусть обнимет мне руку упругостью черный манжет.
Стрелка движется ровно. Давление сил на нуле.
Третий месяц, сестра, третий месяц - исчерпан сюжет,
Третий месяц не знаю, что держит меня на земле.
Ежедневно спускаюсь в разверстое горло метро,
Ощущая себя фрикаделькой в холодном борще...
Вероятно, по жилочкам бродит диковинный тромб,
Недоступный рентгену, анализу, сути вещей,
Вероятно, меня поразил неизвестный микроб, -
Захотелось быть маленькой, слабой, не знающей цен
На любовь и иллюзии, не разбивающей лоб
О шершавые плоскости прочим не видимых стен...
Не устраивать сцен. Доверять, откровенничать,
плакать навзрыд...
А казалось бы - возраст, условия, город: живи да живи!
Понимаешь, сестра, третий месяц - болит и болит...
- Не хватает любви, дорогая моя. Не хватает любви...
© Ася Анистратенко
И способен уверовать в то, что пропишут врачи.
Расскажи мне, сестра, об устройстве артерий души,
Назови мне лекарство - сосуды ее полечить...
Пусть обнимет мне руку упругостью черный манжет.
Стрелка движется ровно. Давление сил на нуле.
Третий месяц, сестра, третий месяц - исчерпан сюжет,
Третий месяц не знаю, что держит меня на земле.
Ежедневно спускаюсь в разверстое горло метро,
Ощущая себя фрикаделькой в холодном борще...
Вероятно, по жилочкам бродит диковинный тромб,
Недоступный рентгену, анализу, сути вещей,
Вероятно, меня поразил неизвестный микроб, -
Захотелось быть маленькой, слабой, не знающей цен
На любовь и иллюзии, не разбивающей лоб
О шершавые плоскости прочим не видимых стен...
Не устраивать сцен. Доверять, откровенничать,
плакать навзрыд...
А казалось бы - возраст, условия, город: живи да живи!
Понимаешь, сестра, третий месяц - болит и болит...
- Не хватает любви, дорогая моя. Не хватает любви...
© Ася Анистратенко
Мне сказали Слово©
- Что такое дружба? - спросила Шаа однажды, перебирая тонкими пальцами гроздья спелого винограда.
- Дружба - это когда несколько сидящих за одним столом людей, не сговариваясь, тянутся к тарелке с виноградом и вдруг замирают, соприкоснувшись пальцами, потому что хотели отщипнуть от ветки…
- Одну и ту же ягоду? - перебивает Шаа.
- Нет, не одну и ту же, а разные. Но растущие рядом друг с другом.
© Lazar N. Cane
- Дружба - это когда несколько сидящих за одним столом людей, не сговариваясь, тянутся к тарелке с виноградом и вдруг замирают, соприкоснувшись пальцами, потому что хотели отщипнуть от ветки…
- Одну и ту же ягоду? - перебивает Шаа.
- Нет, не одну и ту же, а разные. Но растущие рядом друг с другом.
© Lazar N. Cane
Мне сказали Слово©
Сюрреализм в движении.
- одет как школьник, хрупок как школьник (словно маштабирован по всем осям), со спины, если бы не волосы седоватые и молчал - школьник школьником. Но лицо старое, в морщинах, и словно бы вдавленное внутрь в районе переносицы, так что брови нависают и нижняя губа стремится вверх. За что больше всего цепляется взгляд так это за колоду карт, непрерывно тасуемую неожиданно хрупкими ладонями. Он говорит на странном языке птичьим сиплым голосом со своим спутником и вроде бы не замечает всего остального.
- двадцать четыре часа неба проходят за двадцать четыре минуты и на мгновение, замедленное затем и пересмотренное, в облаках над башней, появляется фигура молящегося Будды.
- приклеенный на стену вагона в метро ценовой ярлык с надписью "Человек разумный, 1 шт"
- старики у подъезда, играющие в шахматы (?) разнообразными фигурками животных.
- девушка, старательно читающая книгу вверх ногами.
- трамвай на остановке, за обочиной стоянка для машин, которых по дневному времени не много. Вишнево-красная, весьма современно и ухоженно выглядящая машина, столь же обеспеченно и ухоженно выглядящий мужчина, который вдруг ложиться на спину, прямо на пыльный газон, и начинает смотреть в небо. В то небо действительно можно было влюбится.
© Kattey
- одет как школьник, хрупок как школьник (словно маштабирован по всем осям), со спины, если бы не волосы седоватые и молчал - школьник школьником. Но лицо старое, в морщинах, и словно бы вдавленное внутрь в районе переносицы, так что брови нависают и нижняя губа стремится вверх. За что больше всего цепляется взгляд так это за колоду карт, непрерывно тасуемую неожиданно хрупкими ладонями. Он говорит на странном языке птичьим сиплым голосом со своим спутником и вроде бы не замечает всего остального.
- двадцать четыре часа неба проходят за двадцать четыре минуты и на мгновение, замедленное затем и пересмотренное, в облаках над башней, появляется фигура молящегося Будды.
- приклеенный на стену вагона в метро ценовой ярлык с надписью "Человек разумный, 1 шт"
- старики у подъезда, играющие в шахматы (?) разнообразными фигурками животных.
- девушка, старательно читающая книгу вверх ногами.
- трамвай на остановке, за обочиной стоянка для машин, которых по дневному времени не много. Вишнево-красная, весьма современно и ухоженно выглядящая машина, столь же обеспеченно и ухоженно выглядящий мужчина, который вдруг ложиться на спину, прямо на пыльный газон, и начинает смотреть в небо. В то небо действительно можно было влюбится.
© Kattey